Длился контакт всего несколько миллисекунд, но за это время Никита выяснил все, что хотел, и отключил канал связи. «Вернувшись» в себя, он автоматически «поел» — насытился энергией астрала и перешел в состояние Личности. Дадхикраван стоял напротив и «смотрел» на него вопросительно. Излучаемую им мысль-эмоцию можно было перевести как: «Ну, что у нас плохого?»

— «Долог был во мраке ночи наш неверный трудный путь»,[77]— пробормотал Никита. — Хороших вестей немного, больше недобрых. У Люцифера оказалось больше сторонников, чем представлялось. Демоническая пропаганда, управляемая игвами и хаббардианцами из лагеря Великих, — а велась она без малого тысячу лет, со времени Битвы, — сработала.

Огненный псевдочеловек все еще смотрел с сомнением, и Сухов пояснил мрачно:

— Идеи Люцифера, как оказалось, воспринимаются многими существами, чья эволюция базируется на агрессии, лжи, эгоизме, ненависти и предательстве. Игвами, например. — Никита помолчал. — Людьми. И не только на Земле.

«Я не понял, о какой пропаганде речь».

— Об очень простой и эффективной. Всем жителям Веера внушалась примитивная формула: Люцифер — смелый воин, противостоящий всему миру! Один против всех, против толпы, так сказать. Самое интересное, что это действительно так! Откуда ни кинь взгляд — со стороны Добра или Зла — это правда. И каждый оценивает ее по-своему, в том числе и «черные» люди с жаждой убийства во взоре. А убийц всегда хватало во все времена.

«Я не человек, мне трудно понять вашу психологию».

— Не в этом суть. — Никита встряхнулся. — Если мы не успеем, грядет новая Битва, которая уничтожит половину творческого потенциала Шаданакара. А дополнит разрушение Веера фазовый переход хронов, затронутых Хаосом.

Дадхикраван заметно погрустнел.

«Я тоже чувствую опасную вибрацию Веера. Многие хроны в мертвых зонах уже схлопнулись, а окраинные стали перемешиваться друг с другом из-за ослабления потенциального хронобарьера. А причина — мой переход в состояние Личности».

— Казнить за это надо меня, что уговорил… да Люцифера, который не предусмотрел иного механизма сдерживания Веера от спонтанного схлопывания. Веер мы сохраним, но прежде надо создать сумму состояний Единого Принципа-регулятора, то есть объединить Семерых. А их у нас пока пять… если твой Велиал еще согласится.

«Он согласится. Как дела у вашего приятеля? Он что-нибудь успел сделать для Ксении?»

Никита невольно подивился тому, что бывшему темпоралу, полусуществу-полумашине, сфера чувств которого практически не содержала человеческих движений души, достало такта и тепла задать такой вопрос. Нахлынула тоска и желание убежать, спрятаться от всех, чтобы не думать ни о чем, ничего не делать, не беспокоиться о судьбах мира и о собственной судьбе… «Тогда уж лучше умереть!» — пришла трезвая мысль, и душа перестала колебаться. Ксения ждала его, внедренная в тысячи женщин множества Миров Веера, и отступиться от задачи вернуть ее первозданность значило предать: ее, себя, жизнь, любовь…

— Кое-что им удалось сделать, — сказал наконец Никита. — Ксения уже узнает Такэду, но почти ничего не помнит. Проблема ее полного восстановления далека от завершения. Если б я был дальновиднее, я не стал бы уничтожать Гиибель. Может быть, она смогла бы вернуть Ксении то, что отняла.

«Едва ли. Великих игв невозможно уговорить, они не считаются ни с кем, кроме себя, это существа колоссального индивидуализма, абсолюта собственных желаний. Поэтому они и сдружились с Люцифером, суть которого — Великий Беспредел эгоцентризма. Но вы почему-то колеблетесь, Посланник. Что-то смущает вас, какой-то нюанс, которого я не понимаю».

— Кому поем печаль свою, — через силу улыбнулся Сухов, покачал головой. — Нюанс прост: я хочу домой. Вот и все. Но это не значит, что я колеблюсь. Путь не пройден, нужно срочно искать Шестого и Седьмого, а я чувствую, что мы не успеваем.

«Что ж, есть еще один выход».

— Какой же?

«Самому стать одним из Семерых».

Никита засмеялся… и умолк. Дадхикраван говорил серьезно. Однако такого поворота Сухов не ожидал. Да, конечно, он стал магом, овладев энергиями и гипервоздействием, способными сокрушить любую крепость, взорвать звезду или потушить галактику, но готов ли он к этому своему новому естеству? Справится ли новоиспеченный маг с задачами, которые даже сформулировать невозможно человеческим языком?

«Справится, — ответил Дадхикраван, видя сумятицу мыслей и чувств Посланника. — Вы уже поставили перед собой Большую Цель, может быть, и неосознанно».

— Что ты имеешь в виду? Победу над Люцифером, что ли?

«О нет, это не есть Большая Цель. — Дадхикраван точь-в-точь повторил слова Зу-л-Кифла. — Любовь и Жизнь — вот Цель! Вот и добивайтесь ее, а средства найдутся. Тем более что опираются они на идеалы добра и справедливости, пусть и не заложенные в основание Веера изначально, однако постепенно набирающие силу. Я достаточно долго общался с путешествующими по Мирам Веера, чтобы уяснить для себя эту истину».

— Ты хочешь сказать, что Веер… тоже создан кем-то в порядке эксперимента?

«Скорее да, чем нет, хотя конкретных доказательств у меня нет. Но речь не идет об эксперименте, Веер создавался, как и все живое, ради Жизни».

— Но если гипотетический создатель Веера не заложил в его основание идеалы добра и справедливости, откуда они появились?

«Не знаю. Может быть, существует какой-то глобальный Закон Равновесия, порождающий Добро в противовес Злу, чтобы Вселенная научилась ценить первое. Может быть, в Веер Добро проникло извне, из других Вееров или даже из Большой Вселенной, как и Зло».

— Как Люцифер?

«Как Люцифер. Но за его действиями стоит иное. Он — вне Добра и Зла! И к тому же он сам — порождение Веера. Хотя опять же полностью уверенным в этом я быть не могу».

— Ф-фу! Даже голова закружилась от масштабов! Нет, я все-таки не умею пользоваться эйдосферой, которая должна содержать всю информацию о Веере. Придется еще потренироваться проникать в нее глубже. Но пора возвращаться на грешную землю… так говорят у нас, у людей. Ты говорил, что Велиал вернется. Нельзя ли его позвать?

— Он здесь, — раздался не извне, а внутри, в глубинах естества, четкий голос, сопровождаемый целым фейерверком пси-образов.

Никита по чисто человеческой привычке обернулся, но обладателя голоса не увидел. И снова получил целый пакет пси-посланий, сопровождающих прямую речь, или мыслечувств, многих из которых не понимал.

— Посланник любит конкретную форму собеседника?

Сухов не успел ответить. Прямо перед ним воздух вдруг уплотнился, загустел, превратился в интерференционную картину световых волн, а потом: в здоровенного угрюмого мужика в рубахе до колен из металлических блях. Кроме этой рубахи, на мужике ничего не было, в одной руке он держал огромный топор, в другой противотанковую гранату. Был он кудлат, растрепан, лицо заросло волосами, глаза под нависшими бровями горели удалью пополам с бесшабашным сумасшествием и дьявольской хитростью.